Я понимаю, что вел себя как негодяй. Если бы я мог снова вернуть ваше доверие. Тут я осекся в полной растерянности. Аморель склонилась ближе ко мне, и я наконец разглядел, что в ее глазах, в которых еще не просохли слезы, светилась улыбка.
Ни одна девушка не захочет, чтобы ее целовали в лоб.
Она предпочтет, чтобы ее целовали в губы. Что было дальше, я лучше промолчу, поскольку не мот у заставить себя излагать это на бумаге.
Было уже почти двенадцать, когда мы поднялись, чтобы выйти из леса. Нужно признаться, я делал это с большой неохотой. Но поскольку я решил точно излагать все события, то должен быть честен до конца, как бы это ни отразилось на моей репутации. Тем более что читатель вряд ли сможет осуждать меня сильнее, чем я сам осуждал себя, пока мы молча шли обратно в дом.
Хотя разум мой все еще пребывал в смятении, я постарался призвать на помощь свой испытанный метод самоанализа, чтобы понять, как могло получиться, чтобы не ктонибудь, а я, именно я мог так забыться. Ощущение было совершенно невероятным! Мне следует объяснить, что, по незнанию, я привык относиться к поцелую как к совершенно ненужному и даже унизительному акту, практически равнозначному тому, как дикари трутся друг с другом носами по крайней мере.
Только теперь я понял, насколько ошибался. Может ли быть приятно целовать женщину, которую не любишь? Это казалось мне крайне сомнительным. Тогда почему мне нравилось её целовать? Почему мне хотелось делать это снова? Все это было както тревожно и непонятно. Жаль, что я мало знаю о таких вещах. К счастью, никто не заметил моих переживаний, хотя, помоему, вина была написана у меня на лице большими буквами.